Теодор Шанин: Три смерти Александра Чаянова

В сентябре 1987 года меня пригласил президент Академии сельскохозяйственных наук СССР академик Александр Никонов и рассказал мне о тогда совершенно новом решении – реабилитации Чаянова. Он спросил, готов ли я прочитать лекцию о работе Чаянова президиуму Академии сельскохозяйственных наук? Немного людей может представить эту тему, а я, по-видимому, ее знаю, так как написал предисловие к главной работе Чаянова, изданной на Западе примерно в это же время. Он также уточнил, готов ли я читать такую лекцию по-русски. Я сказал, что почту за честь.

Среди присутствовавших на лекции (600-700 человек) был сын Чаянова – единственный оставшийся в живых. Другой погиб на фронте, защищая Москву в ополчении. Когда я закончил говорить, он встал и поблагодарил меня за то, что я сказал про его отца, что было частью, я бы сказал, драматизма ситуации.

В конце своего выступления я сказал, что правда – очень важный элемент человеческой жизни. Правда или, точнее, истина. Истина – очень важный элемент человеческой жизни. Она важна каждому. Но есть группа людей, для которых истина – это их профессия. Это – учёные. Мы отмечаем сегодня праздник возвращения к жизни великого русского учёного. Это праздник не только русских учёных, это праздник учёных всего мира.

Самая мощная теория, описывающая развитие социальной экономики мира в начале прошлого столетия, – теория прогресса. В ее основе вера в то, что все развивается в обязательном порядке и по определенным законам общественных наук. Из этого следует, что крестьянство обязательно исчезнет.

Большинство крестьян живет в странах т.н. колониального мира, где хозяева этого мира – англичане и французы, которые видят будущее и не видят настоящего. И это не случайно. Это связано с их способом мышления. Ученые близоруки не потому, что у них недостаточно фактов, – есть что-то в их мыслях, что мешает им видеть крестьянство. А это более миллиарда человек. И тогда возникает вопрос: почему не замечают, как можно не заметить большинство населения мира?

В тех районах, где развито крестьянство, – университеты слабы, а в тех районах, где университеты сильны, – нет крестьянства или оно исчезает. В Англии оно и впрямь исчезло. В других странах это произойдет в ближайшем будущем. Так что есть ситуации, в которых особенности политических реалий этого мира не дают возможности видеть действительность. Потому и ошибаются люди, что выбирают такой способ мышления. Это селективная слепота людей, которую они отчаянно защищают. Когда им говорят: «Ты не прав», они отбиваются. Ведь они знают только, что теория прогресса – единственный способ реально посмотреть на действительность.

Крестьяноведение развивается только в районах на границе индустриального и неиндустриального миров, вдоль этого «пограничья». Именно поэтому в Польше пишут больше крестьяноведческих работ, чем в Англии, в Румынии – больше, чем во Франции. И на этом «пограничье» начинают развиваться первоклассные университеты, и существует массовое крестьянство. Эта встреча двух элементов создает особое, очень интересное, с точки зрения ситуации, положение.

Начало прошлого столетия – время необыкновенного расцвета русской науки. И не только русской науки – русской поэзии, русской драмы. Это расцвет русского миромыслия. Тогда же в России получила блестящее развитие сельская теория, или теория сельской экономики. Это не случайно, потому что Россия была крестьянской и в то же время (и в этом особенность) Россия была страной блестящих университетов. Чаще всего в странах, в которых крестьянство было массовым, – вне Европы, скажем, индусское, или африканское, или китайское – было сравнительно мало университетов и университетская культура развивалась слабо. В отличие от них русская академическая наука продвигалась очень быстро. Здесь чувствовали, что от судьбы крестьян зависит будущее России, понимали и изучали крестьянство. Среди ученых-крестьяноведов Александр Чаянов занимает центральное место.

Мощная волна крестьяноведения начинается в России где-то в XIX веке. Не только потому, что отсталое крестьянство «встречается» с развитыми университетами. Есть и политическая причина: вера в то, что надо изменить страну к лучшему, сломать режим, который мешает ей развиваться. У многих русских ученых это означает, что надо убрать царский режим. Между собой они спорят. Кто говорит, что его надо убирать медленно, иначе «прольется большая кровь». Другие говорят: «Нет, пусть прольется большая кровь, но мы выйдем из этой тьмы прошлого и приведем к концу Россию Николая I». Это символическая фигура. В глазах русской интеллигенции он символ отсталости и железной лапы, где каждый несогласный попадает в Петропавловку или в Сибирь.

Хорошее крестьяноведение могло выработать предложения, как в стране изменить характер экономики и общество спокойно, без революции. Конечно, при условии, что это будет сделано не в отчаянной борьбе с царским режимом. Потому что если царский режим будет сопротивляться, то эту махину не сдвинуть никаким иным способом, кроме революционного. Потому что, как сказал Маяковский, если он «лег у истории на пути в мир, как в свою кровать, его ни объехать, ни обойти, единственный выход – взорвать!».

Имя Чаянова связано с последним этапом интеллектуальной жизни Ленина. Умирающий Ленин написал пять очень коротких политических статей, вошедших в последний том полного собрания его сочинений. В них есть несколько удивительных предложений, касающихся русского крестьянства. Он предлагает создать руководящие органы советской республики, в которые входят представители не только пролетариата, но и крестьянства. То есть Ленин говорит языком, который эсеры легко узнали бы, потому что это был их способ мышления. Ясно, что в это время произошел какой-то поворот в мышлении Ленина, и он распорядился, чтобы ему принесли книгу Чаянова.

Это была книга «про кооперацию», которая в наше время с моей легкой руки вышла на английском языке под названием «Теория кооперативного развития». Чаянов назвал ее по-другому, понимая, как опасно предлагать альтернативу коллективизации. Понимал, но все же книгу напечатал. В этой книге он предлагает альтернативу коллективизации – кооперацию.

Он исходит из того, что изменение сельского хозяйства в России обязательно, это не выдумка большевиков. Необходима систематическая кооперация крестьянских хозяйств. Нужно перейти от малого хозяйства – семейного хозяйства – к системе, в которой комбинируется большая экономика с семейной экономикой через кооперацию. Именно кооперативная структура может сочетать методы большого и малого хозяйства, при этом производственные процессы контролирует сельское население, а не правительство. Этот подход мог стать продуктивным и решить многие вопросы. Чаянов старался мягко говорить об этих изменениях, не подставлять себя. Но каждому, кто умеет читать, ясно, что это была «прямая атака» на коллективизацию.

Семейная экономика – это прибыльная экономика, в которой почти нет наемного труда. «Задачей крестьянского трудового хозяйства является доставление средств существования хозяйствующей семье путем наиболее полного использования имеющихся в ее распоряжении средств производства и рабочей силы». (А. В. Чаянов «Участковая агрономия и организационный план крестьянского хозяйства»). Это экономика, в которой экономическая единица – двор, где может быть больше чем одна семья. (О «крестьянском дворе» как базовой единице сельского хозяйства говорили до Чаянова и параллельно с ним. Многие положения Чаянов добавил, развил.)

Экономика семейного хозяйства – это особая форма экономики, в которой некоторые экономические законы, абсолютные в данное время, не работают. Пример: так как ты почти не покупаешь труд и твой семейный труд есть тот труд, который ты употребляешь, то по-другому строится план экономического развития семьи и семейной единицы.

Такая система, прежде всего, лучше борется с голодом. Потому что можно многого добиться добавочным усилием. Чаянов употреблял понятие «самоэксплуатация». Крестьянин мог выйти из кризиса (не всегда, но в определенных ситуациях), увеличивая свои трудовые усилия, – он себя выжимал. В результате продолжительность жизни крестьян была меньше, люди старели быстрее, выглядели измученно, но экономический кризис не сказывался в полной мере на этом населении, у него был выход.

Несомненно, это другой вид экономики против капиталистической, где «заводы и рабочие». Всё не так просто – вот был феодализм, а сделался капитализм. Есть крестьянская экономика. Чаянов показал, что такие разные формы экономической организации могут существовать параллельно, а это очень важно.

Свою главную работу против коллективизации Чаянов посвятил анализу кооперативной сельской экономики. В 1910 году Россия имела самое крупное кооперативное сельское хозяйство в мире. Но Чаянов говорил не о том, что есть, а о том, что можно сделать.

В своей книге он объяснил, почему нужны кооперативы. В условиях механизации и необходимых более крупных капитальных вложений семейное хозяйство не срабатывает без хорошо организованного кооперативного хозяйства (кооперативного, а не коллективного; эти кооперативы находятся под властью крестьян, а не под властью правительства и государства). Кооперативы нацелены на то, чтобы увеличить производительность сельской экономики (пищевой экономики), и могли бы решить вопросы выхода из того трудного положения, в котором оказалась русская экономика в двадцатых годах.

Большевики заявляли о том, что решат проблемы экономики путем коллективизации: нужны большие единицы, нужна механизация, нельзя механизировать малые сельские хозяйства, семейные хозяйства и т.д. Это был третий путь.

Чаянов не был большевиком (тогда и в дальнейшем считалось, что такие решения могут приниматься только большевистской партией). Он представил свою теорию в очень мягкой форме. Но те, кто знал проблематику сельского хозяйства, не думаю, чтобы сомневались в том, что это была альтернатива сталинской коллективизации и более того – вызов ей.

За это его посадили в тюрьму. В первый период коллективизации приговор был сравнительно мягким: он получил четыре года (если я правильно помню), после чего его отпустили и разрешили уехать в Казахстан на работу в сельскохозяйственных техникумах. Там без детей и жены он оказался, несомненно, в очень тяжелом положении.

Нельзя сказать, что Чаянов очень интересовался политикой. Но он был заместителем министра сельского хозяйства во временном правительстве и когда ему предлагали заниматься чем-то правительственным, не отказывался. Он был самым молодым среди коллег, которые безоговорочно признавали его экстраординарные способности.

Сила Чаянова была в том, что он был экспериментатором. Он предлагал разные ходы, у него не было однозначной теории. Следуя его предложениям, разные группы кооператоров пробовали разные методы развития. Чаянов был просто гениальным мыслителем. И как многие гении не давал универсального ответа на вопросы. Он хотел и умел пробовать, отрабатывать разные варианты. Лично я всегда находил особо интересной эту его характерную черту. Он не имел окончательных ответов, в том числе и для такой разнообразной страны, как Россия. Он не считал проблемным то, что четыре соседних региона могут развиваться по-разному.

Разные аспекты интеллектуальной работы Чаянова связывают модели. Он пишет научную фантастику и параллельно серьезные работы по сельскому хозяйству. Что связывает их? Модели. То есть видение через модели.

Есть люди, которые не любят модели – эти люди не любят абстракции. Они любят работать на уровне собственного пола. Им хорошо там. И я против того, чтобы им мешать. Пусть живут, как знают. Но людям, которые любят играть с абстракциями, модель очень важна, потому что она, собственно говоря, суммирует на высоком уровне абстракции логику ситуации. Она дает логику ситуации в упрощенном виде, и это интересная игра – создать такую логику, то есть картину логики вещей. Не на уровне реалий, а на уровне более абстрактном. Вот что дает модель. Это будто «раздевает» действительность, снимает с нее то, что необязательно.

Во-первых, это, конечно, очень интересная работа, знаю на практике. Во-вторых, очень важная работа, потому что тогда можно докопаться до логики. Люди, которым богом дана способность думать на уровне абстракции и находить правильное решение вопросов, – это люди, которые занимаются моделями. Величие Чаянова, на мой взгляд, как раз в способности моделировать. И этому нельзя научить.

У него были параллельные линии развития, параллельные линии мышления. Я думаю, что он сам не понимал, насколько он умнее других. Или, быть может, он понимал, но боялся обнаружить, это тоже возможно. Он как будто бы доходил до определенной точки и замолкал. Потому что если бы он пошел дальше, ему бы пришлось атаковать линию партии и правительства или говорить о вещах, которые объективно подрывают взгляды партии и правительства. А он не был борцом в этом смысле. Не хотел. Он хотел «элегантно» сдаться. Или писать «в стол», или думать «в стол», или переключиться.

Скажем, Чаянов писал книгу о живописи. Когда пришли его арестовывать, забрали бумаги и, по-видимому, эту книгу, которая впоследствии погибла. Беспорядок, как известно, важная черта жизни российского народа, и книгу в российской полиции потом не нашли. Он собирался написать путеводитель по Москве. Он написал также пять очень интересных повестей. По жанру они похожи на научную фантастику, только наоборот. Научная фантастика – почти всегда про будущее, а он написал про прошлое. У него есть еще одна прямая утопия «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии». Так что Чаянов – человек огромных многосторонних дарований.

Как многие русские, он очень любил свою страну и был ей предан. Его часто приглашали, особенно в Германию, где тогда серьезно занимались теорией крестьянства. Там его хорошо знали как ведущего ученого, как человека с огромным потенциалом. Он любезно благодарил за честь, оказанную ему, и возвращался в Россию.

Пришли дни «ежовщины», 37-й год. Чаянова опять арестовали. Ему предъявили совершенно идиотское обвинение в том, что он руководитель какой-то крестьянской партии. Он был расстрелян по решению суда в тот же день.

Идея уничтожения самых способных людей – это сумасшествие. Нормальный человек не мог себе представить, что здесь перестреляют или другими способами убьют ведущих российских ученых. Об этом не думали и те, кто был лучше подготовлен думать такими драматическими категориями: русские генералы, начиная с Тухачевского, должны были понять, что впоследствии произойдет. Никто не эмигрировал потому, что такую вещь, как сталинизм, нельзя вообразить, если ты через это не прошел или кто-то другой прошел, а ты у него научился.

Чаянова для научного мира последнего поколения открыл Даниэль Торнер (Daniel Thorner) – американский ученый, аграрный экономист, специалист по Индии. Он обратил внимание на то, что индусские ученые, в молодости изучавшие аграрную экономику в Германии, постоянно говорят о немецком ученом Александре Чаянове, авторе книги «Теория крестьянской экономики» (ее название меняется в разных изданиях).

Познакомившись с этой книгой, Торнер увидел, что имеет дело с чем-то глубоко оригинальным, и решил переиздать ее, чтобы люди узнали о новом подходе к сельскохозяйственной экономике семейных хозяйств. Торнер решает, что книгу Чаянова надо издать на английском языке, так как английский язык является международным языком наших поколений. Но выяснилось, что книгу нельзя найти на русском языке. Безрезультатно искали в библиотеках Западной Европы и Америки, поэтому было решено перевести эту книгу с немецкого языка.

С этим предложением Торнер обращается к профессору Роберту (Бобу) Смиту из Бирмингема – он берется за перевод. У Смита есть докторант Теодор Шанин, который в то время начинает свою работу над экономикой русского крестьянства конца XIX – начала XX веков. Смит, потрясенный новыми интересными оригинальными идеями, обсуждает их со своими коллегами. Не только для меня, начинающего докторанта, но и для зрелых ученых Чаянов стал открытием.

Во Франции идеями Чаянова заинтересовался Керблей (Basile Kerblay). Он писал о Чаянове и помогал собирать материал. Мы достаточно быстро докопались до того, что Чаянов был расстрелян в 1937 году, в период массовых расстрелов в России. Хотя сначала мы ошибались в том, когда его расстреляли. НКВД специально давал неточную информацию.

На каком-то этапе Керблей принял решение собрать все, что осталось от Чаянова. Понятно, что если вдруг пропала самая важная книга, то другие тоже могут пропасть. Керблей сам собирал материалы и в итоге сделал великое дело – издал на русском языке полное собрание трудов Чаянова.

Я думаю, не надо пробовать вернуться к Чаянову, возвращаться – вообще не дело. Что важно в нем и что могло быть важным – это вопрос комбинации разных экономических форм. Между прочим, об этом одна из лекций Чаянова: «Ты не ищи, кто больше, не выстраивай пирамиду – это самое лучшее! Если надо, строй параллельные структуры мышления и понимания». Есть случаи, когда «больше» и «меньше» имеют место. Но есть, где можно так, а можно и так. Так – идешь в ту сторону, а так – в другую. Это лучше и то лучше. Это зависит от того, куда ты хочешь идти.

Если хочешь строить мосты, можно сказать, что определенные культурные структуры помогают нам строить мосты. Мы быстрее учимся, как эти мосты строить. Но чаще всего эта культура не учит нас, как воспитывать детей, делать их человечными. Когда начинаешь задаваться вопросом «что важнее?», ты попадаешь в дурацкое положение. Что важнее: педагогика или математика? У меня есть только один ответ. Самое лучшее – комбинация, правильная комбинация разных форм.

Когда-то в Бразилии после лекции о Чаянове мне задали вопрос: «Вы говорите, что идея больших хозяйств решит все вопросы?» На что я ответил: «Нет, неправда». – «Тогда дайте формулу. Большой – is beautiful, small is beautiful, large is beautiful». Я ответил: «Я бы вам предложил модель combined is beautiful».

И в этом смысле это важно, потому что сейчас в России быстро развиваются крупные сельские хозяйства во многих областях. Я смотрю на это с недоверием. Мне кажется, что это может привести к довольно серьезному кризису сельскохозяйственной работы. Но, быть может, я ошибаюсь. Я не думаю, что у Чаянова есть ответы на вопросы, кроме одного: комбинация лучше всего – combined is beautiful!

Источник "selros.nichost.ru"